|
[float=left] [/float]От администрации:
Добра тебе, прекрасный остров, что застыл в преддверии весны. Ты уже чувствуешь ветер перемен, несущий тепло или тебя морозит леденящий и сбивающий с ног ветрище, пусть и небо обманчиво голубое? Надеюсь, что всех нас минуют первые весенние простуды и мы, наполненные вдохновением, шагнем в пятилетие форума. У меня не укладывается в голове эта дата, кажется, что только вчера остров был только создан - локационка об университете для богатой молодежи, что с нами стало?
Мы повзрослели, изменились, стали крупнее и заимели определенную репутацию. Хорошую репутацию, за которую я не устану вас всех, жители, благодарить. Сегодня у меня совсем мало времени на длинные речи, поэтому буду талантлив, и эта шутка, набившая оскомину и давно не смешная, всегда будет актуальной. Не забываем голосовать в конкурсах, задавать вопросы в пяти днях, высылать приветы в радио, участвовать в конкурсах, болеть за тех, кто вам дорог, общаться, проявлять внимание к тем, кто находится рядом. На следующей неделе мы представим имя игрока января месяца и выложим списки на удаление, верим, что все справятся с ленью и таинственным неписцом, и пройдут тест на отписывание постов за семь дней.
А сейчас пришло время объявить героя этой недели. Рокки, я обязательно дойду до прочтения всей игры, потому что наш общий эпизод все еще бродит в венах, он вышел ярким и интересным, пусть в конце мы все привычно посдувались, но завершили и завершили достойно. Ты поставил в альте с Ангелом настолько пронзительную ноту, что к посту я не мог остаться равнодушным. И в комментировании был несдержан, хотя обычно стараюсь не выпячивать свое мнение, дабы сохранить интригу, кто же окажется на пьедестале. Спасибо за эмоции, твори еще, пусть сюжеты будут закрученными, а желание писать никогда не покидает.
Рокки и его любовь [audio]http://pleer.com/tracks/4938195fAny[/audio]
И если ты меня спросишь,
Есть ли у меня секрет,
Я скажу, что счастлив,
Потому что у меня есть ты.
Мы всегда будем вместе, послушай,
Мне ничего в этом мире без тебя не нужно!
Что от них останется, когда время замкнётся? Кто вспомнит их имена? Всё уйдёт, как уходит в песок вода, как по небу движутся облака – в никуда, будто ничего и не было. Однажды всё начнётся сначала, мир очистится, сделает ещё одну попытку, но уже не с ними в главных ролях. И Рокки волновало бы это, будь он моралистом или хотя бы человеколюбом, но ни тем, ни другим он не был, посему его единственной тревожной мыслью было ускользающие моменты рядом с любимым человеком. И поэтому каждый поцелуй был дороже, чем раньше, каждое прикосновение жгло кожу, каждый вздох пился с губ с благоговением, которого не получал ни один Бог в этом мире. Ранее они никогда не ценили близость настолько, потом были слишком измотаны, чтобы получать её от жизни и друг друга, но теперь, когда больше нечего было бояться и терять, Рокки брал от Энджела всё, что тот мог отдать, и дарил ему всё то, что грозило разорвать его изнутри. Он не замечал ни того, что от раны идёт специфический запах, ни того, что жар тела Ангела постепенно нарастает, а дрожь не утихает, погруженный в попытку напомнить рыжему их общее прошлое, вдохнуть в него жизнь через самого себя.
Отманаться от будущего, которого для них обоих нет. Отказаться от самого себя ради того, чтобы быть рядом с Ангелом, забыть о возможности дальнейшего существования. Поэтому Рокки ощущал его остро – всей кожей, всеми порами, каждым нервным окончанием. И даже держаться – в себе, внутри, на куски, но потом! – так до невозможного сложно. Всегда легко было быть сильным, когда рядом его плечо, его глаза. Легко было идти ва-банк, когда ты знаешь, что позади, всего на шаг, идёт он, полюбивший первым. Сложно быть сильным, когда ты – слабый, когда сам по себе ничего из себя не представляешь.
Его дыхание тихое, ему так холодно, он жмётся, а огонь погас, казалось, навсегда. Затопи – и снова будет свет, но Энджел не почувствует тепла, правда? Рокки глубоко вдыхает, горло сжимает спазм, но он сдерживает короткий всхлип, после которого потянет блевать. Не страшно умирать, страшно отпускать, не в силах что-либо сделать. Прости. Поможет ли это «прости»?
- Это ничего, – хрипло отвечает он, не смотря на Ангела, потому что глаза болят от давно сдерживаемых слёз. - Сейчас я разожгу огонь, хорошо? А потом мы всё-таки примем ванную, включим музыку… я не дам тебе замёрзнуть, помнишь? Я обещал тебе.
Он прижимает любимого к себе, называя вещи своими именами. Было время, когда он не мог найти определения Ангелу, их отношениям, друг другу. Потом в этом отпала необходимость, осталось только отчаяние и необходимость быть рядом, а всё другое потеряло смысл. И Рокки смирился с неопределённостью, смирился с собственной нерешительностью, со страхом.
Он всегда был тем, кто смиряется. На самом деле, покорный и ведомый – это он. Всё остальное – блеф для дураков, которые не видят дальше своего носа. И сейчас, укутывая Ангела в одеяло, помогая ему скрыть чёртову рану, удивляясь, как они смогли стянуть резиновую перчатку, Рокки в очередной раз подчиняется. Но он снова постарался натянуть её, но рана распухла, из неё сочился гной, было сложно сделать это. Мун с совершённо отрешённым в видом – до основания, прогорая, подыхая от боли – намотал поверх порванную простыню. Не умирай! – хотелось крикнуть ему, потому что было очень страшно. Это в фильмах герои мужественно переносят все лишения, идут на эшафот, ничего не боясь, а в жизни было так страшно, так безмерно жутко, что Рокки держался только на том, что у него был Ангел, которому было страшнее.
Он наполняет старую глубокую ванну водой, набирается даже чуть больше половины, но им этого хватит. И всё время говорит, несёт какую-то хрень, заполняя тишину своим голосом, потому что больше всего боится слышать хриплое дыхание Энджела.
- А чё оно… а-а, ща, ща, сделаю нам горячую ванну, согреем тебя, рыженький, – бормотал он, нагревая воду, слушая слабый голос Ангела, впитывая его ответы, его самого, обращая больше внимания на тон, чем на то, что он говорил.
За окном, кажется, снова была непогода – ветер бил в окна, морозом дышал воздух, сквозь щели пробиваясь своими лапами в дом. Рокки гнал его прочь, защищая тепло, которого осталось так мало. Снова играла музыка, что-то мелодичное и не слишком навязчивое, но это уже не имело значения. Рокки опустился перед Ангелом на колени, касаясь его лица загрубевшими узловатыми пальцами с большими потемневшими ногтями, обнимая худенькое лицо, поднимая его к своему.
Больно. Глаза мутные: Ангела от боли, Рокки от всё ещё сдерживаемых слёз. Дышать очень сложно, но можно, и Рокки дышит, чтобы его слышал Энджи.
- Я помогу тебе.
Он целует сухие губы – и чувствует дыхание смерти. Ангел пахнет иначе, но это его не отталкивает. И в болезни и в здравии.
Мун помогает ему стянуть одеяла, в которые сам же укутал, чтобы согреть, и поднатужившись, берёт на руки, чтобы отнести в нагретую воду.
- Я когда увидел тебя, – неожиданно заговорил он, отчего-то вспоминая прошлое. - Я подумал, что у тебя несносный характер. Что ты пиздец упрямый, что мне захочется вмазать тебе… а потом готов был убить эту тварь Сару за то, что она смотрела на тебя, как сочный кусок пирога, – Рокки помог Ангелу устроиться в нагретой воде, а потом залез к нему, позади, чтобы привлечь к себе на грудь. - Так и оказалось, да? Ты упрямый, а я дурак. Послушай… я рад, что мы прошли всё это вместе, знаешь? Ни с кем другим я не хотел бы проходить через это всё.
Он чувствовал, как горит кожа любимого, ощущал, как он дрожит от холода в его руках, и не мог его согреть. Он был беспомощен, безобразно слаб в этой попытке быть сильным до последнего. Пожалуйста, дыши. Рокки поливал горячей водой кожу Ангела, касался его впалой груди, где пока что билось сердце, ладонью, и благодарил всех, кого мог, что Энджел не чувствует того, что чувствует он. Теперь он понимал, что не пожелал бы любимому пережить всё это: медленно гаснущий разум любимого человека, его уход, вынужденность остановить то, что было тем, кого ты любил, выстрелом в голову.
Нет. Так не должно быть. Не должно быть! Рокки мотнул головой, сбивая с себя оцепенение, понимая, что вода начинает остывать. Хорошо, что он растопил печь, и постепенно температура в комнате снова чуть поднялась. Он вылез из ванной, сходил за большим тёплым полотенцем и вернулся обратно, не чувствуя холода.
- Поднимись? Я вытру тебя, – в этот раз в его голосе не было привычной бравады, только нежность, с которой он так редко разговаривал с Энджелом.
Он бережно вытирал влагу с его тела, растирал, чтобы хоть как-то согреть. Пока что Ангел выглядел так же, как раньше, и только рука, закутанная, менялась. Рокки не даст ему потерять себя. Пусть этот грех уничтожит его душу, но он не даст Энджелу гнить.
- Давай попробуем поесть? Ты же хотел персики? – говорит он после того, как помогает Ангелу одеться, кутая его в самую тёплую одежду, зная, что это не уймёт озноб, не заставит рыжего снова чувствовать себя в безопасности.
Потом они едят, но скорее ест Рокки, хотя не чувствует вкус пищи. Он много курит, не жалея сигареты, наполняя маленькую комнату табачным дымом. От ванны ведут мокрые следы – аккурат до кресла, в которое он усадил Энджела.
Чем ближе время конца, тем больнее внутри, тем нестерпимее ощущать неотвратимость, тем бесконечнее нежность, от которой больно дышать. Рокки хочет заменить Ангелу всех, но он понимает, что это невозможно. Рокки хочет, чтобы Ангел не боялся, но знает, что это – ещё невероятнее. Он слушает, как речь любимого становится всё более невнятной, а мысли спутаннее.
На самом деле – времени всего ничего. Ему ничтожно мало. От заражения до конца – до двух суток, не больше. Ослабленный организм, пусть и чуть отдохнувший, держится не так уж долго. Но Рокки чувствует пальцы Ангела в своих волосах, он слышит, как бьётся его сердце.
И он думает, когда сделать то, что должен – пока Ангел ещё здесь или когда он уже уйдёт? И понимает, что не сможет его убить. Не сможет сделать этого с ними обоими.
Нет, блять! Нет!
Когда теряешь себя, тебе говорят: «Держи себя в руках». Но Рокки готов задушить себя, вырвать своё горло к чертям, сдохнуть, но лишь бы не становиться перед этим выбором. Он сам чувствует озноб и усталость, но не настолько сильные, и понимает, что если и заражён, то у него куда больше времени, чем у Энджела. Куда только ему это время, раз он не может разделить его с тем, кто нужен, кто дорог?
- Я люблю тебя, – сдаётся он, поднимая глаза, когда слышит… когда понимает, что не слышит дыхания, но не сознавая ещё до конца, что это значит. – Блять. Нет, нет. Энджел, нет! Я…
Всего несколько минут до того, как оно осознает себя, когда распахнёт глаза и покажет звериное рыло. Это уже не Ангел, не то, кем он был всё это время. Он обещал. Он обещал Ангелу, что тот никогда не… Рокки крепче сжал пистолет и резковато рванулся вверх, приподнимая его голову, приставляя дуло к виску. Всего мгновение. Умиротворенное… мёртвое лицо Энджела, лишённое какого-либо страха или боли… оно завораживало. Мун замер – и это стоило ему тех драгоценных секунд.
Существо резко распахнуло глаза, дёргаясь, пока ещё слабое, и Рокки нажал на курок. Выстрел оглушил его. Тело под ним дёрнулось, обивка кресла окрасился в грязно-алое, а потом всё стихло. Только странный глухой вой, который шёл откуда-то изнутри Рокки, всё не стихал. Не думая, он поднёс пистолет к своему виску. Один патрон – всё, что у них осталось. Рокки не смотрит вперёд, его глаза крепко зажмурены, но даже с закрытыми глазами он понимает, что щелчок – это осечка. Он пробует ещё раз, но выстрела не происходит. Не получается. И снова. И снова.
- Да блять! Блять! Блять! – он уже плачет в голос, выкидывая бесполезное оружие за спину, не глядя. Рокки рыдает взахлёб, давясь дыханием и соплями, сипло рыча что-то нечленораздельное.
И разом затыкается, когда его глаза находят Ангела. За окном, кажется, рассвет. Медные волосы горят в первых лучах – и это настолько красиво, что Мун не может сказать ни слова, ни сделать хотя бы вздох. Он сидит на коленях и тянет руки к своему божеству, тянет его в свои объятия. Не смотрит на развороченный висок, не чувствует кровь, только закрывает ему глаза, белые и невидящие, не человеческие. Прижимает его к себе, укачивая, как маленького. И снова плачет, на этот раз тихо. Горе невозможно измерить ничем. Рокки тихонько скулит, просит прощения, снова скулит. Ангел тяжёлый, но он его удерживает.
Он не может его отпустить, не может покончить с собой как-то иначе, потому что тогда он всё равно станет тварью. Но какая разница? Он всё равно скоро сдохнет. Нельзя отпускать Энджела, тому так холодно, так одиноко в его саване из одеял. У них есть ещё часов десять, пока он жив, а остальное не так уж важно. Мун устраивается поудобнее, укладывая любимого себе на колени, гладя его по волосам. В конечном итоге, они всё равно остались вдвоём, а разве не этого Рокки тайно всегда хотел?
Рассвет сжигает землю, она горит, внутри домика становится настолько светло, что Рокки слепнет. Он поднимает было взгляд, но не хочет смотреть по сторонам, вместо этого склоняется и целует волосы любимого. Он так и умирает, не успев понять, что происходит.
С тобою я понял,
Кто я такой.
Все мои страхи
Далеко-далеко.
В этом городе,
В этой квартире,
В этой жизни, в этом странном мире,
Я прошу тебя, будь со мною рядом,
Ты - моя любовь,
Ты - всё, что мне надо...
from here to eternity
|
|
[float=left] [/float]От соигрока:
Ну что, мой дорогой, ты, наверное, уже догадался, что снова стал лучшим на Манхэттане постописцем? Должен был! Я вот знал, что увижу твоё лицо в табличке, как только начал читать это маленькое чудо, которое ты сотворил для меня. В очередной раз. И меня очень радует, что на этот раз я точно буду не единственным, кто его оценит и восхитится красотой истории, той силой чувств, которая не может не тронуть, не вызвать слёз и целую бурю эмоций, пусть даже в постороннем человеке.
Спасибо тебе. И за этот пост, и за невероятную игру, и за всю историю Рокки и Энджела вообще. Мы прошли большой путь. Даже не верится, правда? В начале лета нашим мальчикам исполнится два года, и это - уже значительная дата. Но ты всё так же продолжаешь удивлять меня, заставляешь меня смеяться, радоваться, плакать, ужасаться и страдать вместе с ними. Потому что ты - лучший. Сегодня и всегда, и сейчас как раз самое время напомнить тебе об этом. Потому что, - эй! - ведь скоро твой большой день. И к этому замечательному празднику ты преподнёс королевский подарок мне и всему Острову.
Я не буду здесь в очередной раз повторять, насколько ты прекрасен, потому что это факт, не подлежащий сомнению, и я не единственный, кто так считает. Видишь, да? Люк подтвердит, я не оказывал ему никаких "особых услуг", чтобы ты попал сюда! Ну а если серьёзно, то я ужасно не люблю, когда ты сомневаешься в себе и в своих талантах, потому что абсолютно уверен - нельзя читать твои посты и остаться равнодушным. Ты тот, особый, вид игрока, который владеет чародейским даром увлекать за собой читателя, кажется, без особых усилий. Ты живёшь своими героями, и твои строки врезаются под кожу, действуют изнутри словно волшебные пилюли. Да, детка, те самые, которых хочется ещё и ещё, больше и больше! А твои закрывающие посты - это просто маленькие шедевры. Ты был оптимистичен и ужасен в "Доме у озера"; был трогательным и проникновенным в "Если закончится шторм"; ну а в "Отныне и во веки веков" ты был... Рокки. До самого последнего вздоха, слова, до того ужасного (прекрасного?) мига, когда он, они оба, перестали существовать. Знаешь, всё это, - и массовый альт, и сам наш завершающий спин-офф, - стоило затеять только ради того, чтобы ты написал один из лучших своих постов, который наверняка надолго запомнится многим. Которого никогда не забыть мне.
Так что, пользуясь моментом, я заранее поздравлю тебя с наступающим праздником на весь Манхэттан, в прямом эфире, можно сказать! И, помимо всех своих восторженных писков и благодарностей, которые ты заслужил с избытком, пожелаю тебе никогда не терять уверенности в своих силах, оставаться всё таким же замечательным, умным, ярким, живым и притягательным человеком и игроком. А я постараюсь остаться достойным источником вдохновения для новых, ещё более прекрасных твоих творений. Люблю тебя. |
[/float]
[/float] 
= 
= 
= 
= 
= 
= 
= 
= 
=
=
=
=
=
=
=
=
=
=
=
=
=
= 
= 
= 
